Родник
Галина ГОМАТИНА
ИСТОРИЯ ОДНОГО СТОЛА
В одной семье купили новый круглый стол. Он был большой, и от него пахло новой мебелью. Ножки у этого стола были немножечко кривые, из-за этого стол похож был на бабушку и был самым главным в комнате. Его поставили в центре комнаты, а над ним повесили бархатный абажур с кистями, который светил прямо в центр стола. Стол чувствовал себя генералом, за ним собиралась вся семья за ужином и обсуждала дневные новости. По праздникам стол раздвигали, и он становился ещё больше, ещё важнее. Ночами столу было скучно, и он беседовал с бархатным абажуром, они тоже обсуждали дневные новости и спорили, чей бархат наряднее и лучше: тот, что на абажуре или тот, что лежал на столе бархатной скатертью. Абажур слегка раскачивался, а стол скрипел ножками. Маленькие дети любили играть под столом, делая себе там убежище от взрослых глаз, стягивая скатерть на одну сторону, а с другой завешивали одеялом, клали под стол множество подушек и хохотали там. Столу это очень нравилось, он чувствовал себя крепостью, охранял маленьких детей. Особенно он чувствовал свою важность, когда дети прятались под ним во время грозы. Ему казалось, что он их обнимает и гладит по головкам.
Не любил стол, когда бабушка его протирала мокрой тряпкой, ему было щёкотно, и поэтому у него трещали ножки. Не любил стол, когда старшая в семье девочка садилась на него и раскачивала ноги, стол от этого пыхтел и скрипел, а по ночам жаловался абажуру, какая она некультурная, садится на него верхом, да ещё и ногами болтает.
Зато любил стол, когда на него ночью впрыгивала кошка, лежала и мурлыкала. Стол не понимал, что она хочет сказать, но ему было приятно от кошачьего мурлыканья, и он весь начинал дрожать.
Шли годы, менялась мода, и круглый стол стал немодным, его отнесли на помойку, а вместо него поставили полированный с острыми углами новый стол.
Всю ночь лежал стол на помойке вверх ногами. Ему было страшно этой ночью одному, без абажура и кошки. Прошёл небольшой мелкий дождик, и на столе образовались маленькие капельки, то ли это был дождь, то ли слёзы старого, долго служившего хозяевам стола.
Наутро пришёл дворник, увидел валяющийся на боку стол, возле него лежала чья-то собака.
Дворник притащил стол в свою каморку, накрыл какой-то тряпицей, стал за столом пить чай. Столу было приятно, что он опять кому-то нужен. В обеденный перерыв к дворнику приходили друзья и играли за столом в домино, это не нравилось столу, игроки всегда стучали по нему шашками. От этого он кряхтел, и все говорили, что он старая развалина. Но дворник жалел свой стол, он напоминал ему кривоногую бабушку. Он разглаживал тряпицу, постланную на стол, своими грубыми руками, и столу казалось, что это он его гладит. Стол стал старым и сентиментальным. Так прожил он в каптёрке у дворника несколько лет. Ножки у него запылились, никто давно его не раскладывал, стол забыл уже, как это – быть большим и важным. Под столом не играли дети, а всё чаще лежали собаки, которых дворник пускал погреться.
Несколько дней стол уже не видел своего дворника, в каптёрке поселился другой дворник, он не гладил тряпицу на столе, а всё чаще пинал ножки стола своими сапожищами. На столе у него был бардак: грязная посуда, пепельница с окурками… От такой грязищи стол стал чихать, ножки от удара сапогами раскачались, и новый дворник выкинул стол на помойку.
Осень выдалась сухая, и три дня стоял стол на помойке. Уж лучше так, думал он, пусть я погибну, чем жить с этим новым дворником, хранить на себе окурки и терпеть пинки.
Но вот на помойку пришла немолодая женщина, посмотрела на старый стол, вспомнила своё детство, как у них давно когда-то был такой же стол, как бабушка пекла пироги и ставила их на стол, как под таким же столом детьми они играли в домик.
Потрогала она стол, потрясла, хороший, крепкий, от стола исходила доброта и тепло воспоминания.
Женщина, недолго думая, забрала стол себе и отвезла его на дачу. Стол отмыли и покрасили новой краской. Его кривые ножки приобрели новую важность. Только вот стал он плохо раскладываться, то ли от старости, то ли от новой краски, раскладывался он с большим трудом. И его не стали раскладывать. Но он не переживал, ведь у него началась новая дачная жизнь.
Людмила ЛАД
КАПЕЛЬКА
Жила-была дождевая капелька. Все её так и называли – Капелька. У капельки была мама. Звали её Погода, и она была настоящей волшебницей. У Погоды всегда было много дел, но о Капельке она никогда не забывала, как не забывала и о множестве других капелек. Все капельки были смирными, послушными, делали всё, что велела мама Погода, и не задумывались над тем, кому и зачем это надо. А Капелька была совсем другой. Ей было всё интересно, и ничего не оставляло её равнодушной.
Уже много раз по велению мамы Капелька превращалась то в снежинку, то обратно в капельку. Ей нравились эти превращения. Разве не здорово, падая в холодное время с небес на землю, слышать восторженные голоса взрослых людей и детей:
– Снежинка! Ещё одна снежинка! Как красиво!
А Капелька кружилась, сверкала своим нарядом и думала: «Неужели они не узнают во мне обыкновенную дождевую капельку? Ведь это же я – Капелька! Я только сменила свой наряд!»
Проходили дни, месяцы, люди уставали от холодных зимних дней, от вечно кружащихся белых снежинок и начинали мечтать о тепле. И тогда её мама Погода, отогнав холода в другие края, возвращала тепло, а снежинок вновь превращала в дождевые капельки.
Стояла летняя пора. Несколько дней назад мама Погода велела большой тучке отпустить дождевые капельки на землю. У большой тучки было много дождевых капелек, они падали и падали на землю несколько дней, и не было им конца…
Капелька тоже упала с большой тучки, повисла на тонкой веточке и задремала. Её разбудил хныкающий детский голосок. Капелька открыла глаза и увидела идущую под зонтиком женщину и маленькую девочку в прозрачном плаще-дождевичке. Девочка спросила свою маму:
– А когда будет по-другому? Мне надоел этот дождик!
– Мне тоже надоел. Но я ничего не могу изменить. Это всё только в руках Погоды.
«Это же она говорит о моей маме!» – догадалась Капелька и закричала:
– Мама! Мама!
– Что ты шумишь? Что случилось, Капелька? – спросила мама Погода.
– Мама, люди устали от дождя. Помоги им, пожалуйста! Останови дождь.
– Но у меня сейчас полно других дел. Мне некогда. Когда с тучки слетит последняя дождевая капелька, дождик сам прекратится.
– Нет, мама, надо прямо сейчас порадовать одну маленькую девочку.
– Но у меня сейчас нет возможности остановить дождь. Лучше придумай что-нибудь другое. Только быстро.
– Тогда… тогда… – Капелька задумалась на одно мгновение и сказала:
– Может быть, ты ненадолго превратишь меня в снежинку? Дети любят снег. Девочка увидит меня, обрадуется и закричит: «Ура! Снежинка! Снежинка прилетела!»
– Как же ты ошибаешься, Капелька! Летом людей невозможно обрадовать падающими снежинками.
– Возможно! Возможно! Я знаю! А потом – снежинок ведь не будет много, а всего одна-единственная.
– Не стану спорить с тобой и позволю тебе убедиться в моей правоте, – сказала ей мама. – Я превращаю тебя в снежинку. Лети и не отвлекай меня от дел.
Капелька превратилась в снежинку, догнала девочку и прямо перед ней упала на дорожку.
Но вместо слов восторга и радостных улыбок услышала недовольный голос женщины:
– Только этого нам не хватало! Мало того, что дождю нет конца, так ещё появилась снежинка!
– Мама, мама, – захныкала девочка, – скажи снежинке, чтобы улетала обратно. Мне от неё холодно!
– Не плачь, доченька, – сказала мама. – Давай руку и пойдём скорее домой. Там тепло, там нет ни дождинок, ни снежинок.
И они ушли.
Озадаченная Капелька вернулась к своей маме и всё ей рассказала и добавила:
– Мама, ты была права. Но я все-таки не понимаю, почему они не обрадовались, а огорчились?
– Капелька! – сказала мама Погода. –
Всё всем в радость, если только оно приходит тогда, когда ожидаемо. Вот ты ожидала, что девочка обрадуется, а она огорчилась. Ты этому не рада. Так ведь? А вот если бы твои ожидания сбылись, и девочка обрадовалась, ты бы тоже была счастлива. Так и люди. Понимаешь?
– Понимаю, а разве нельзя сделать так, чтобы все всегда радовались?
– Нет, Капелька, нельзя, – ответила Погода. – Разным людям в одно и то же время может хотеться чего-то совершенно разного, поэтому сделать так, чтобы всем было хорошо, невозможно. Но ты напрасно огорчаешься. Люди давно привыкли и приспособились к жизненным и природным явлениям.
– Мама, но ты же волшебница! – воскликнула Капелька. – Сделай сейчас так, чтобы дождь прекратился, чтобы снова светило солнышко.
– Тогда, – сказала Погода, – я нуждаюсь в твоей помощи. Подойди вон к той трубке и дунь в неё. Из трубки вылетит ветер и отгонит дождевую тучу в другое место. Дунешь сильно – туча улетит далеко-далеко. Дунешь слабо – ветерок унесёт дождевую тучку не очень далеко.
– А что будет со мной? – спросила Капелька.
– А ты должна улететь вместе с тучкой туда, куда ты её отправишь. Иди, дуй.
Капелька подошла к трубке и дунула. Ну, не то чтобы слабо, но не так уж и сильно. Их трубки вылетел ветер, подхватил тучку и понёс в другие края. Капелька едва успела догнать свою тучку и примостилась на самый её краешек.
С этого краешка ей было хорошо видно, как засияло солнышко, как девочка и её мама остановились, взглянули на небо, и мама сказала:
– Волшебство! Это же настоящее волшебство!
И девочка улыбнулась и сказала:
– Волшебство!
Капелька хотела им рассказать, что это её мама совершила волшебство, а она, Капелька, помогла ей…
Но ветер быстро уносил тучку всё дальше и дальше. А солнце светило всё ярче и веселее.
Борис ДОБРОТВОРСКИЙ
ТОЧНАЯ ПРИМЕТА
Возле трухлявого пня, что развалился на солнечной полянке, присела отдохнуть старая и мудрая Улитка. И только было задремала, как кто-то грубо толкнул её и проскрипел осипшим голосом:
– Здорово, старая!
– Ой, кто это?
– Да я это, я, – проскрипел старый Паук.
– Чего надо-то? – спросила Улитка, недовольная тем, что ей опять помешали погреться на солнышке, помечтать.
– Я спросить хотел, – продолжал Паук, сматывая в клубок серебристую паутину, – знаешь ли ты, старая, когда осень приходит?
– И-и, милок, да ты, я вижу, шутник. Чай, сам видишь. Вот она, осень-то, пришла уже.
– А вот и врёшь.
– Это я-то вру? Ну, ты, брат, того.
– Нет, сестрица, не знаешь. И никто у нас в лесу не знает. А вот я знаю.
– Чего ж тогда лезешь, коли знаешь? Поболтать захотелось, так поищи кого помоложе. – Улитка, кряхтя, стала подниматься.
– Постой, сестрица, не сердись, послушай, что я тебе скажу. И я раньше так думал. Оно и в календаре так. И по гастроно... Тьфу ты, слово-то всё забываю.
– По астрономическому.
– Во-во, по этому самому. А оказывается, не так. – Паук огляделся, словно боялся, что его подслушают, и продолжал уже шёпотом. – Был я недавно в городе. Батюшки-светы! Что там только делается! Мы в лесу-то, темнота, ничего не знаем. Так вот, у них в городе-то, точная примета есть. Точнее не придумаешь.
– Это как же?
– А вот как только станет холодать, как только польёт, а потом белы мухи полетят, так и начинают все улицы копать-перекапывать, всё какие-то трубы ищут.
– Ну и что?
– Как что? Вот это самое рытьё-копанье и есть точная примета. Они, горожане-то, как только увидят, что все улицы и переулки, все дороги перекопаны вдоль и поперёк, сразу и узнают, что осень пришла, а значит, и зима на носу.
– А летом что, нельзя эти самые трубы искать-латать?
– Летом? Наверно, нельзя. Иначе все календари собьют.
– Вот это да-а! Ну, спасибо тебе, Паук, вразумил старуху. А я-то всё по своим приметам живу. Теперь как только увижу, что Крот весь лес перекопал, так, значит, осень пришла.
Он ведь у нас ба-а-льшой охотник землю-то рыть.
