Врач-рентген, влюблённый в профессию
На здании ЦРБ вскоре появится мемориальная доска в честь знаменитого шуйского доктора Александра Дмитриевича Успенского.
«Я могу вас принять в субботу», – совершенно по-докторски произносит в трубку сын Александра Успенского, договариваясь о встрече. Вбегаю на второй этаж небольшого здания во дворе бывшего Дома пионеров. У двери меня ждёт Алексей Александрович.
– Александр Дмитриевич Успенский родился в селе Мугреево-Дмитриевское (Южский район) в многодетной семье сельского священника в 1895 году, – начинает свой рассказ о знаменитом отце Алексей Александрович. – Детей в семье было восемь человек, он – старший. Учился в Шуйском духовном училище, затем во Владимирской духовной семинарии, которую в 1916 году закончил с отличием.
Шла Первая мировая война. Нужно было определяться, кем быть в жизни и где продолжить учёбу. Успенский оформил документы в Казанский университет, но не проучился там и двух месяцев, как его призвали в армию и направили в Тифлис – в школу прапорщиков. По окончании шестимесячных курсов, это был 1917 год, его направили на Западный фронт. А там уже всем руководили полковые комитеты, офицеры никакой роли не играли, везде распоряжались «комиссары в пыльных шлемах», так что должность молодому офицеру не дали и на довольствие не поставили. Через два месяца Александр Успенский вернулся в родительский дом, где и пробыл до июля 1918 года, пока его не призвали в Красную Армию воевать на Восточном фронте против Колчака. В военных действиях он участвовал, в общей сложности, два года и дошёл до Иркутска. Здесь ему удалось оформить документы и поехать в Казань, чтобы продолжить учёбу. Однако на медицинский факультет ему вернуться не удалось, пришлось учиться на юридическом, хотя о своей цели стать врачом Успенский не забывал и настойчиво посещал лекции по медицине. Позже получил студенческий билет, а на втором курсе – стипендию. Университет закончил в 1926 году. Женился, работал в Писцове, позже в качестве хирурга специализировался у самого профессора Вишневского. Потом был переезд в Новые Горки, где Александр Дмитриевич работал 10 лет, до 1939 года. Жена доктора Успенского, тоже врач, трудилась 40 лет рука об руку с Маклашиным, знаменитым женским доктором, и сама пользовалась авторитетом у пациенток.
– Родители, как правило, целыми днями работали, редким был вечер, когда к нам домой не приходили частным образом пациенты со своими бедами, – добавляет Алексей Александрович. – Когда начались польские события, отца призвали в Красную Армию. Польская кампания, финская кампания – он прошёл и через это. Вернулся домой 26 апреля 1941 года. Через месяц отпуска приступил к работе, а 22 июня началась Великая Отечественная война. В июле отец снова был призван в Красную Армию. Вначале его направили в Лежнево разворачивать госпиталь, а вскоре госпиталь потребовалось разворачивать и в Шуе. Это было в начале сентября 1941 года. Гимназия №1, школа №2, горисполком, медицинское училище, Дом пионеров, музыкальная школа, здание районной администрации, Павловский дворец, гостиница «Теза», где располагалось кожное отделение, – всё было отдано под госпитали.
Александр Успенский в то время уже был ведущим хирургом. Причём, хирургом универсальным: делал и полостные операции, и гинекологические, урологические и другие, лечил раненых. Самой напряжённой, по словам Алексея Александровича, для его отца оказалась финская кампания. Два хирурга: Успенский и Александров – за сутки обслуживали 400 раненых.
– Как такое могло удаваться? – удивляется он. – В ряд четыре хирургических стола. А штат госпиталя небольшой: 18 человек да технические работники. Работать приходилось буквально сутками. Интенсивность поступления раненых страшная, по два человека на койку. Кроме того, в 1942-1943 годах ежедневно приходил внеплановый состав из-под Ржева (шуйские тыловые госпитали относились к Юго-Западному фронту), где шли ожесточённые бои…
В апреле 1946 года из Германии вывели дивизию, которую в Шуе прозвали «дикая», так как она формировалась из бойцов штраф-батальонов. Расположили её в казармах, рядом со зданием нынешнего военкомата. Казармы эти снесли в недавнем времени. Так вот, в этой дивизии служил Михаил Егоров, тот самый, который поднимал знамя Победы над рейхстагом. Он был у доктора Успенского на приёме, когда собиралась комиссия, чтобы аттестовать солдат для демобилизации.
Алексей Александрович привёл в пример один случай из практики, свидетелем которого он был ещё ребёнком.
– 1947 год. Привели к нам одного майора. Дома были мама, бабушка, я со старшим братом, он тогда уже был студентом энергоуниверситета. Я принёс кушетку, она всегда была припасена для таких случаев. Пригласили майора, папа с ним закрылся в комнате, а нас с братом бабушка стала кормить обедом. Вышел вскоре папа и попросил брата взять кусок проволоки и на конце сделать кольцо, а мне велел принести большой эмалированный таз. Через полчаса выносят таз, наполовину наполненный кровью. Оказывается, майор лампочку проглотил – 109 ватт, стекло матовое. Папа вынул эту лампочку, не повредив её. Бабушка её вымыла и на подоконник положила, а через полгода лампочка вдруг «зажглась» и работала у нас ещё лет пять.
В Шуе, на площади Ленина, располагался госпиталь по выхаживанию раненых. Последних советских солдат выписали в июле 1947 года. Лежали там, в основном, раненые, которые участвовали в штурме Кёнигсберга.
А пленных немцев, румын и венгров привезли в начале октября 1947 года. Здесь же, в госпитале, лежал генерал-лейтенант, командир 44-й немецкой пехотной дивизии Генрих Дебуа, по национальности эльзасец, он в Первую мировую войну был ротным командиром у Гитлера.
– Немцам разрешалось на родину в месяц отправлять две открытки и письмо. Все письма, конечно, проверялись. В одном письме было дословно написано следующее: «У нас такой хирург, под нож которого не страшно ложиться». Это о папе так отзывались раненые, – уточняет Алексей Александрович.
А вот ещё удивительные и фантастические случаи из практики доктора Успенского, о которых вспомнил мой собеседник. Привезли к доктору Успенскому ребёнка 3-4 лет, которому лошадь копытом пробила череп так, что вылетела косточка размером с копеечную монету. В это же время женщине делали аборт.
– Отец берёт часть абортной массы и «заливает» ранку. Температура под сорок – значит, процесс заживления пошёл. И, действительно, через восемь дней мать с ребёнком были выписаны. Другой случай: 12-летний мальчик проглотил рыболовный крючок. Папа вскрыл пациента, в прямой кишке крючка нет. Стал было уже зашивать, но решил отрезать аппендикс. А крючок там! Или, помню, приходит папа с работы довольный. «Я сейчас у женщины достал камень из мочеточника размером с куриное яйцо», – рассказывает он мне.
Но главной заслугой отца Алексей Александрович считает «папины подсадки».
– Отец ходил на мясокомбинат, что располагался на Костромской улице, брал ткани печени, селезёнки и других органов животных. Консервировал их во взрослой поликлинике №1, которая раньше располагалась на Привокзальной площади. «Подсадками» он занимался около двух лет. Много фронтовиков тогда приходили с фронта калеками – конечности или не действовали, или были в полусогнутом состоянии, и люди испытывали адские боли. Что Успенский делал? Производил разрез на брюшине размером на 3-4 шва, получалось вроде кармашка. Вкладывал туда кусок ткани и зашивал. Трижды надо было повторять операцию. Руки-ноги начинали действовать, а человек становился полноценным.
Долго работал Александр Дмитриевич в военно-медицинской комиссии. Там его ценили за то, что он мог по состоянию здоровья призывника определить, в каком роде войск может служить солдат. Да и в основной работе он редко ошибался в диагнозах. «Рентген может ошибаться, но чтобы Успенский…», – говорила старшая операционная сестра Александра Ивановна Данилова, которая проработала с ним 20 лет. Доктор Успенский много сотрудничал с институтом Вишневского, и не случайно он – единственный пока врач в Ивановской области, награждённый медалью имени знаменитого профессора.
В воскресенье приходили гости, но отец и рюмки себе не мог позволить. Нет, говорил, в среду у меня операция, – завершает свой рассказ Алексей Успенский. – Отец был влюблён в свою профессию! Понимаете?! Его похоронили, а прооперированные им люди ещё лежали в больнице.
...Папы не стало 30 января 1969 года.
