year
  1. Адрес: 155900, Ивановская область,
  2. город Шуя, улица Свердлова, дом № 6.
  3. Телефон/факс: +7 (49351) 33-100.
  4. Электронная почта: verstka@mspros.ru
  5. Издательство «Местный спрос» ©
Урочище Сандормох - «Местный спрос»

Урочище Сандормох

Урочище Сандормох

На трёх, загруженных туристическим бутером, машинах, они ехали по трассе Вологда — Мурманск в Карелию. В каждой машине — по два человека, и все — опытные туристы-водники в возрасте от 50 и выше, обкатанные на перекатах, вымоченные на порогах, опалённые северными ветрами, весёлые, жизнерадостные, никогда не унывающие мужики: Никанор, Серёга, Василий и Николай из Шуи и два брата-акробата: один, Юра, из Нижнего Новгорода и Фёдор из Белоруссии. С самого начала поездки у всех было отличное настроение. Где-то, далеко позади, осталась работа, домашние хлопоты, общественные мероприятия, а впереди их ждала прекрасная (по рассказам очевидцев) Карелия, огромное озеро Тикше с его многочисленными островами, изумительной природой и чудной рыбалкой. Никанор уверенно вёл небольшую колонну по знакомому только ему маршруту, а Николай, вальяжно развалившись на сиденье, с интересом наблюдал за пролетавшей за окном природой. Изредка они перебрасывались ничего не значащими фразами, да Никанор, время от времени следя за дорогой, подробно рассказывал об известных ему достопримечательностях, встречавшихся на пути. Ровная, как стрела, дорога незаметно укачивала, и только небольшие посёлки, городки да брошенные деревушки, привлекая к себе внимание, прогоняли дрёму. Иногда туристы останавливались, чтобы дозаправиться, перекусить и снова отправлялись в путь. Первая ночёвка была на каком-то заброшенном аэродроме, а утром их уже встречала огромная стела с надписью: Карелия. Небольшая колонна остановилась, и все вышли, чтобы размяться, привести себя в порядок и запечатлеть это событие на плёнку.

– Мужики, скоро будем проезжать Беломорканал, я предлагаю остановиться. Место, прямо скажем, историческое, и вообще…

– Никанор! Даже не спрашивай! — Весело отозвался Юра. — Ты эту трассу знаешь и всё, что считаешь интересным и нужным, мы должны посмотреть.

– А кто «против»? — спросил Василий.

– Это не обсуждается, — командным голосом сказал Сергей.

– Ну, тогда по машинам, — и Николай направился к стоянке.

И снова за окнами замелькали деревья, медленно проплывали тёмно-синие озёра да обширные болота, на которых иногда можно было видеть людей, собирающих морошку.

На шлюзах Беломорского канала было тихо. Одни суда ушли, другие ещё не пришли, а небольшой участок канала между ними казался ровной, с крутыми берегами, рекой. На смотровой площадке стоял автобус, а в сторонке небольшая группа школьников внимательно слушала своего экскурсовода.

Покинув машины, мужики перекинулись короткими фразами и молча, не спеша, разошлись в разные стороны по высокому берегу и остановились на одинаковом расстоянии друг от друга, глядя на воду. Наступила тишина, и Николай вдруг представил, что именно так стояли в оцеплении солдаты с автоматами ППШ на груди, а внизу копошились тысячи измученных непосильным трудом людей. Он явно услышал тяжёлое дыхание, хрипы и натужный кашель заключённых. Люди были одеты в рваные одежды и стояли длинными цепочками в несколько ярусов вдоль крутых склонов. Самые нижние копали грунт и бросали его на первый ярус, те — на второй, второй — на третий, и так до самого верха. Между работавшими ходили, покрикивая на нерасторопных, надзиратели… всё было настолько осязаемо, что Николаю вдруг стало страшно, и он резко встряхнул головой, отгоняя наваждение.

Друзья стояли рядом, и только Фёдор по небольшой, слегка заросшей, бетонной лестнице, спустился к воде.

– И всё это вручную, — сказал, ни к кому не обращаясь, Никанор.

– Уму непостижимо, — отозвался Юра.

– А сколько здесь погибло людей. — Не то утвердительно, не то вопросительно откликнулся Николай.

– Сколько здесь — я не знаю, но впереди будет урочище «Сандормох». — Никанор посмотрел на часы. — Мы туда обязательно заедем, там и узнаешь — сколько.

Они ещё постояли немного у канала, сфотографировались на фоне шлюза и после короткого осмотра памятного знака «Осударева дорога, 1702 г.» отправились дольше.

– Похоже, подъезжаем, — Николай внимательно вглядывался вдаль. — Да, точно, вон написано: урочище «Сандормох». Сбавь скорость, а то что-то наши парни отстали.

Но не успел Никанор подъехать к указателю, как все три машины были в сборе и, не останавливаясь, они повернули направо. После широкой 2-полосной трассы лесная дорога казалась узкой, а высокие сосны, подступившие к самой обочине, делали её зрительно ещё уже. Минут через пятнадцать они выехали на довольно широкую поляну и остановились.

Когда вышли из машины, первое, на что Николай обратил внимание — это тишина. Он сразу же мысленно дал ей определение: мёртвая тишина. Было такое ощущение, что звуки не разлетаются по сторонам, а зависают в воздухе и бесшумно падают на землю. Даже Серёгу, который всегда разговаривал очень громко, было слышно с трудом. Они подошли к большому стенду, где крупными буквами было написано: просьба не мусорить, не сходить с тропинок, куда возложить цветы, если такие имеются. Николая поразило количество найденных братских захоронений и количество расстрелянных. На стенде было написано, что здесь обнаружено 236 захоронений братских могил. С 1934 по 1941 гг. расстреляно более 7,5 тысяч безвинных людей: учёных и поэтов, рабочих и колхозников, военных и гражданских, врачей, студентов, учителей, священников. Более 60-ти национальностей. На одном из камней было написано: «Люди, не убивайте друг друга», а на другом: «Помните о нас, люди». Николай краем глаза увидел, как посуровели лица друзей, куда-то исчезло беззаботное настроение, и они, растянувшись цепочкой, молча, не спеша, пошли по тропинке вглубь мемориала. На небольшой поляне, в разных местах, стояли обелиски из чёрного мрамора от грузинского, российского, татарского, чеченского, башкирского народов, а вокруг, куда ни глянь, — провалы, провалы, провалы… Как гласила надпись на одном из обелисков, это и были братские могилы.

Николай шёл, осторожно ступая по гравийной дорожке, и ему чудилось, что земля не просто мягкая, а она шевелится. Да, он знал, что были и Гулаги, и расстрелы, и лагеря, да и мама рассказывала, что в 1931 году забрали деда, что пропал он бесследно, но чтоб вот так, вживую, идти вдоль могил…

Поражала тишина. Молча стояли, не качаясь, огромные сосны. Не было слышно ни пения птиц, ни шороха шагов, и одинокий ворон тихо сидел на одном из обелисков. Николай медленно продвигался по суживающейся тропинке, и вскоре его окружали одни сосны и провалы. Они были и слева, и справа, спереди и сзади. И вдруг он подумал: «А что если не просто так, не случайно он оказался здесь? А что, если именно в этом месте и был расстрелян его дед Василий? Абсурд? Конечно, абсурд. Ну, а если? Ведь ничего просто так не бывает». Николай изъездил и исходил почти весь Советский Союз, но сейчас почему-то идёт именно по этому кладбищу. Поражённый этой мыслью, он остановился, прислонившись к сосне и вдруг тихо произнёс:

– Здравствуй, дедушка. Я твой внук, самый младший сын дочери твоей, Анастасии. Правда, я и сам уже дед, но для тебя всё равно внук.

Николаю показалось, что качнулась сосна, и где-то глубоко в мозгу он услышал простуженный голос:

– Прийшов… Добре… Я думав, що забули…

– Нет, дедушка. Мы всегда помнили о тебе, а теперь будем знать, и где ты лежишь.

– А як там на Вкраiнi?

– Плохо там, дедушка, — всё так же тихо ответил Николай. — Там бандиты пришли к власти, такие же, как и те, из продотряда, что тебя в тридцать первом забрали. Бандеровцы называются. Только твои говорили, что спасают страну от голода, а эти наоборот, богатейшую страну по миру пустили.

– Ты о чём задумался? — Сергей подошёл совершенно не слышно. — Уже полчаса стоишь, и, кажется, разговариваешь с кем-то?

– С дедом своим, Василием, разговаривал.

– Так, понятно, значит, и ты тоже… Ладно, заканчивай разговор, и погнали, мужики уже возле машин стоят.

– Хорошо, иди. Я догоню.

Когда Сергей ушёл, Николай тихо сказал:

– Прости, дедушка, мне пора. — И снова где-то глубоко в голове зазвучал тот же простуженный голос:

– Iди, дитино, iди. Тiльки не забувайте нас…

С каждым словом голос становился всё тише и тише, и последнее «нас» он скорее догадался, чем услышал.

– Не забудем, — уже идя по тропинке, прошептал Николай. — Это наша история, её забывать нельзя, иначе всё может повториться.

Пётр Карауш

Печальная история

Я очень люблю мою дорогую, мою милую, мою очаровательную Милену. Я люблю слушать, как она поёт, как болтает по мобильному телефону. Люблю наблюдать за тем, как она спит, как одевается-переодевается, люблю… люблю, люблю, как сдувает с меня пылинки, как по нескольку раз в день бросает на меня взгляд своих бездонных карих глаз.

Люблю смотреть на то, как она читает книги. Я не знаю, что в них написано, но по эмоциям, отражающимся на её лице, это совсем нетрудно представить. Она то хмурит свои бровки, то едва заметно улыбается, то хохочет в голос, то плачет, а я… я всё это пропускаю через своё сердце. Мы с ней часто слушаем музыку, смотрим телевизионные передачи. Иногда листаем альбомы с фотографиями.

Я…

Ой, какое у вас недоумение на лице! Отчего?

Ах, вас, видимо, мучает вопрос: «А ты кто?».

А я… Я — будильник. Самый обыкновенный механический будильник. Было время, когда людям без нас было довольно трудно обходиться. Это теперь у всех всякие там мобильные телефоны со встроенными будильниками и прочие устройства…

Но об этом чуть позже.

А сейчас позвольте немножечко рассказать о себе.

Да, я обычный будильник из двадцатого века. В те времена с конвейеров часовых заводов сходило множество разнообразных моделей будильников. Вот я родился в стенах Второго московского часового завода. По своей конструкции мой механизм прост и непритязателен, рассчитан на долгую службу и нуждается только в периодической смазке и чистке. Я обладаю превосходными ходовыми качествами. Красотой и строгостью форм со мной мало кто может сравниться. И имя у меня соответствующее и достойное восхищения… Не ухмыляйтесь. У меня есть все основания говорить о себе в превосходной форме. Я — будильник «Слава», один из самых массовых советских марок и любимец широких слоёв населения того времени. Теперь уже мало кому известно, что именно эта марка часов экспортировалась во многие страны мира, а это о чём-то да говорит. Да, у меня весьма солидный возраст, но не торопитесь называть меня дряхлым старичком. Я ещё о-го-го! А то, что иногда останавливаюсь… Так доживите до моих лет в тех условиях, в которых жил я, ни сна, ни отдыха не зная, и вы почувствуете необходимость периодически останавливаться и давать себе передышку.

Что ж это я всё о себе, да о себе. Впрочем, ещё несколько слов всё-таки придётся добавить. Вы ведь не знаете про то, как много лет назад я появился в этой квартире. А дело было так.

Бабушка Милены, Мария Митрофановна, праздновала юбилей и уход на пенсию. Кроме прочих подарков ей подарили меня.

«Смешно, — подумал я тогда, — зачем пенсионерке будильник?»

Но оказалось, что нужда во мне была. Мария Митрофановна ежедневно заводила меня на семь часов утра и, едва я начинал звонить, мгновенно вскакивала с постели. Она быстро приводила себя и свою комнату в порядок и отправлялась на кухню готовить завтрак. Потом просыпалась её дочка Нина, и Мария Митрофановна принималась её кормить. Мария Митрофановна не признавала никаких бутербродов на завтрак, готовила сырники или блинчики, а чаще всего разные каши. Вскоре выяснилось, что её Нина со дня на день должна родить ребёночка.

Значит, скоро в доме будет малыш!?

Моему любопытству не было конца, ведь я ещё никогда не видел младенцев, и мне очень хотелось поскорее увидеть загадочного маленького человечка. К счастью, ждать пришлось недолго. Вскоре Нину увезли в роддом, а из роддома она вернулась с маленьким конвертиком, в котором лежал новорождённый ребёнок. Его развернули, и я увидел маленькую сонную малышку.

Мария Митрофановна посмотрела на неё и сказала:

– Вот и третья девка в доме, а мужика ни одного… Если не считать «Славы».

Слышать о себе такие слова было весьма, весьма приятно.

– Нина, а как мы назовём девочку? — поинтересовалась Мария Митрофановна.

– Милена. По-моему, хорошее имя. Она ведь такая миленькая.

– Миленькая. Очень миленькая девочка…

И тут Мария Митрофановна, словно о чём-то вспомнив, посмотрела в мою сторону и сказала:

– Ой, «Слава», теперь тебе придётся вести себя как можно тише, чтобы не тревожить нашу маленькую Милену. Понимаешь?

Понимаю ли я? Конечно, понимаю. Я же не китаец, не грек, не француз, хотя именно они мои давние предки и мой путь к рождению был долог и не прост. Как утверждает легенда, первый будильник появился в Китае и состоял из палочки с насечками и привязанным к ней камнем. Когда же подожжённая палочка догорала, камень падал на гонг и тот издавал звук. В Греции было похожее, но водное устройство. Были попытки создать будильник и у американцев. Но всё-таки изобретателем будильника считают французского мастера. Это он ещё в 1847 году получил патент на своё изобретение, и его прибор уже мог звонить в любое установленное время.

Уж извините за очередной экскурс в историю. Но, мои дорогие, раз я родом из СССР, то мой родной язык русский, хоть и все другие языки на планете я прекрасно понимаю. Не сомневайтесь.

Так вот: если надо, я готов молчать, готов не проронить ни звука. Но от меня порой так мало зависит. Я хотел сказать Марии Митрофановне, мол, не будете заводить, так я и не буду трезвонить, но я гордо промолчал. Зачем говорить то, что и так очевидно. Я же…

Простите, я опять о себе. Увлёкся. С кем не бывает. Но, если позволите, я продолжу свой рассказ о Милене.

Девочка росла у меня на глазах и благодаря мне её жизнь всегда была чётко организованной.

Помню, как её, совсем ещё крошку, под моим неусыпным контролем кормили каждые три часа, проводили ежевечернее купание.

Помню её первые шаги.

Помню, как она позволяла себе капризничать и кричать, когда её уже подросшую я будил по утрам, она хныкала:

– «Слава», не надо! Я не хочу идти в садик! Не звони! «Слава», пожалуйста!

Я ей сочувствовал, но чувство долга и ответственность за порученное дело не позволяли быть сентиментальным.

А потом была школа и её постоянные возмущения:

– «Слава», как ты надоел! Ты можешь промолчать и дать мне выспаться? «Слава», не трезвонь!

Не скажу, что я был с ней жесток, скорее настойчив и не потакал её глупым желаниям. И она всякий раз подчинялась мне.

Вот Мария Митрофановна и Нина были более терпеливыми и никогда не упрекали меня, хотя по их глазам было видно, что довольно часто мой звон их не слишком радует.

Мне жаль, что их уже нет с нами.

А моя маленькая Милена давно выросла.

Думаете, что-то в наших отношениях изменилось, когда она повзрослела?

Нет!

Милена продолжала воевать со мной. Я только и слышал: «Прекрати звонить! «Слава», надоел!, «Слава», если не замолчишь, запущу в тебя тапками!, «Слава», дорогой, да хоть посиней, не встану!, «Слава», будь человеком, заткнись!».

Однако я по-прежнему добивался своего.

Но если честно: мне всякий раз было обидно слышать это её недовольство. Как можно! Я ей, видите ли, надоел. А что я такого сделал? С тех пор, как мы остались вдвоём, я всё делаю согласно её воле. Не по воле её бабушки и мамы, не по своей… А ведь мог бы. И тогда…

Но я не смею. Я добросовестно выполняю все данные мне задания. Попросила разбудить в семь, бужу в семь. Попросила бы разбудить в десять — пожалуйста. И спи на здоровье, досматривай сны. Так нет же: сама ставит на семь, а мне за это приходится незаслуженные упрёки выслушивать.

Меня завели — иду. Велели звонить — звоню. А засунули бы в шкаф и лишили голоса — молчал бы.

Почему так долго всё это терплю?

Потому что я её люблю.

Но в последнее время от такого многолетнего нервного перенапряжения я стал сдавать, стал останавливаться, чтоб передохнуть, подлечиться.

Милена сначала носила меня к часовщику, и тот меня чистил, смазывал, что-то во мне менял, и я вновь был готов к работе. И работал. Но конкуренция…

С ней я не справился. Выдохся и сдался. Похоже, навсегда. А моим непобедимым конкурентом стал мобильный телефон со встроенным будильником. С этим телефоном-будильником она воюет так же, как воевала со мной.

Но есть одно приятное обстоятельство: меня она всегда называла по имени, а его зовёт просто «Ты».

Я хоть не заведённый и не работающий, но всё вижу и понимаю. Вот сегодня, когда он зазвонил, моя дорогая Милена возмущённо накинулась на него:

– Сколько можно портить мне нервы? Я не хочу вставать! Понимаешь ты это или нет? Надоело! Всё надоело! И ты мне тоже надоел! Да хватит уже! Встаю! И кто вас, будильники, только придумал?

Я, конечно же, её понимаю, но я понимаю и своего соперника: работа есть работа. А вот кто нас придумал, так я вам об этом уже рассказывал.

И пусть таких как я будильников в мире осталось совсем немного, похоже, мной не дорожат и я в этом доме больше не нужен. Есть же другой, современный…

Пусть так. Меня не очень-то устраивает моя нынешняя жизнь, но поделать ничего не могу. Я всё равно люблю…

Но это то, что было до вчерашнего дня.

Теперь надо говорить: любил.

Почему в прошедшем времени?

Потому что нынче утром случилось непоправимое: протирая пыль на полке, где я стоял последнее время, она меня уронила. Я упал на пол и ударился так, что корпус мой развалился и все мои колёсики, винтики, пружинки, стрелки, и прочие детали разлетелись в разные стороны.

И вы думаете, что Милена заплакала? Огорчилась?

Нет.

Она только вздохнула и сказала:

– Что ж ты так? А ещё семейным раритетом назывался! Жаль!

И больше ничего.

Ей — жаль!

Недолго думая, Милена собрала мои разлетевшиеся детали и выбросила.

Я хотел возмутиться, хотел попросить её не делать этого, но тут пришло осознание: это судьба. Я ведь своё отслужил.

Я больше не услышу ворчаний моей Милены, не увижу, как она плачет или смеётся. Она больше не будет сдувать с меня пылинки, называть по имени…

Печальная ли эта история? Не знаю. Но это жизнь людей и жизнь вещей.

Так бывает.

Людмила Лад

От 27 Ноября 2018 года Местный Спрос

Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий